Где-то посередине между бесконечной печалью и невыразимым счастьем…
Он не захотел, чтоб она умирала так вот -
Как ведьма, на хворосте, в самом расцвете лет.
Он начертал пару самых простых пентаклей
И прямо с костра ее быстро забрал к себе.
Она удивилась - но нет, не чрезмерно, можно,
Поплакала в шоке, потом отошла слегка.
Он чаю налил и вазочку дал с мороженым,
И вазочка эта была ледяной в руках.
Она научилась готовить, мурлыкать песни,
Стирать пыль с сокровищ и мягко смотреть в глаза.
Он ей показал все секреты ходов и лестниц,
И что есть любовь - он тоже ей показал.
Однажды пришли, матерясь, лесорубы-гномы,
Сказали, что это все их, и подите вон.
Он честно сказал: "Да будьте вы здесь как дома", -
И взял ее за руку, вывел на снежный склон.
Она же спросила: "Зачем ты им все оставил?
Ведь это твое все, дракон, весь громадный зал!"
"Ты не понимаешь, - ответил он, - это правило:
Все самое ценное я нынче с собой забрал".
Граф Сентябрь
Как ведьма, на хворосте, в самом расцвете лет.
Он начертал пару самых простых пентаклей
И прямо с костра ее быстро забрал к себе.
Она удивилась - но нет, не чрезмерно, можно,
Поплакала в шоке, потом отошла слегка.
Он чаю налил и вазочку дал с мороженым,
И вазочка эта была ледяной в руках.
Она научилась готовить, мурлыкать песни,
Стирать пыль с сокровищ и мягко смотреть в глаза.
Он ей показал все секреты ходов и лестниц,
И что есть любовь - он тоже ей показал.
Однажды пришли, матерясь, лесорубы-гномы,
Сказали, что это все их, и подите вон.
Он честно сказал: "Да будьте вы здесь как дома", -
И взял ее за руку, вывел на снежный склон.
Она же спросила: "Зачем ты им все оставил?
Ведь это твое все, дракон, весь громадный зал!"
"Ты не понимаешь, - ответил он, - это правило:
Все самое ценное я нынче с собой забрал".
Граф Сентябрь